Мысль, что жизнь то уже прожита и прожита зря, пришла Сергею Петровичу неожиданно и пронзила вдруг его от самой лысины до пяток, когда он сидел после пар в институтском буфете и доедал вторую уже булочку, запивая ее компотом.
И ничего вроде эту мысль не предвещало, он как всегда, откусывая от второй уже булки , подумал, что вот не стоит так много есть мучного, что ведь растет безобразно живот, превратившийся давно уже в самое настоящее брюхо и что от булок этих будет он опять мучиться запором.
Однако сразу же пришла и обычная спасительная и успокаивающая мысль, что и х… с ним и что теперь из за этого булок что ли не есть? И откусил от любимой булки большой кусок и начал пережевывать и потянулся к стакану с компотом и вот тут вдруг ясно он осознал, что жить то остается совсем немного и нечего уже больше от жизни ждать, а то что прожито, не содержит в себе никакого смысла. Даже и вспоминать то нечего. И от такой мысли он будто застыл , а большой кусок булки так и остался лежать между челюстями, выглядывая игриво изо рта.
Сергею Петровичу было 52 года , был он кандидатом экономических наук и преподавал давненько уже в местном филиале какого то непонятного московского вуза. Филиал обещал дипломы государственного образца по разным там международным отношениям, экономике и прочей юриспруденции и, проведя там несколько веселых лет, всякие не поступившие в другие вузы балбесы ,получали за умеренную плату дипломы с которыми при наличии мохнатой лапы можно было устроиться на теплое место, ну а коли лапы такой не было, продавать, например, в салонах мобильники и прочую электронику или сидеть за кассой в дешевом супермаркете, да мало ли дел можно делать, имея замечательный такой и красивый диплом с вытесненным на нем гербом страны. Дела правда у филиала в последние годы шли все хуже и Сергей Петрович третий год уже сидел на голом своем доцентском окладе, впрочем рад он был и этому и надеялся как то дожить до близкой теперь уже пенсии.
Экономистом он стал случайно. Отец, убедившись, что технарем сыну никогда не быть и презиравший все гуманитарные науки, отдал его на экономический факультет, где Сергей Петрович старательно постигал добавочную стоимость и прочую премудрость советской экономической науки. Жизнь становилась все непонятней, шла какая то странная перестройка и мать сказала, чтоб он шел в аспирантуру, кусок хлеба мол всегда будет. Дальше случилось что то совсем непонятное, отцовский завод закрыли, а Сергей Петрович начал преподавать экономическую теорию и менеджмент по переводным американским учебникам. Он, впрочем, легко мог рассказывать чем отличается монетаризм от кейнсианства или про какой нибудь эффект мультипликатора, однако к реальной его жизни, казалось ему, это никакого отношения не имело. Он так и не мог понять почему вдруг закрыли отцовский завод, а цены так растут. Впрочем с удовольствием ездил на всякие научные конференции, где можно было замутить с какой нибудь пугливой и некрасивой аспиранткой, тоже ничего не понимавшей и всего боявшейся и от этого страха легко бросавшейся в объятия молодого кандидата наук.
Потом вдруг в квартире его завелась жена, он так и не понял откуда она там появилась, а вскоре и крохотное и еще более непонятное писклявое существо. Жена с матерью с ним сюсюкались, а Сергей Петрович не мог никак понять с чего это вдруг он должен радоваться от того, что существо это делает первые шаги, а потом вдруг называет его папой. Он стал задерживаться на работе, поздно приходить домой, ему совсем не хотелось видеть эту странную и чужую женщину вместе с этой человеческой личинкой и когда они наконец ушли, то почувствовал такое блаженство и свободу, что долго просыпался и ходил весь день глупо и счастливо улыбаясь. Правда за это счастье – быть одному приходилось отдавать четверть зарплаты. Сын теперь был уже взрослым и, когда им приходилось встречаться, Сергею Петровичу было всегда неловко от того, что нечего совершенно сказать ему этому чужому и взрослому уже человеку, считающему почему то его своим отцом.
Он потом еще вяло и скучно мутил с какими то своими коллегами, однако живот его вдруг начал расти, а волосы выпадать, а стареющий лысый и толстый доцент, пахнущий к тому же нездоровым потом и гнилыми зубами, ни у кого не вызывал интереса.
Итак, жизнь была прожита и прожита зря и надо было как то перебивать эту мысль, хотя бы для того, чтобы дожевать булку и запить ее компотом. И снова пришло это спасительное и обычное . Прожита? Зря ? Ну и х… с ней ! Что теперь, не жить что ли дальше? И Сергей Петрович вдруг понял, что несмотря ни на что хочется и дальше продолжать ему это свое существование и задвигал челюстями , проглотил кусок, взял стакан с компотом и сделал глоток и снова откусил, доел булку, допил компот и, взяв свой старый портфель, пошел к выходу. Выйдя из корпуса и гордо неся свой живот, он подставил лицо ласковому сентябрьскому солнцу и блаженная улыбка счастливого человека заиграла на нем.
