Отчеканена монета в 470-460 годах до н.э.
На аверсе изображены гусь и над ним ящерица – типичные представители фауны того региона, а на реверсе – архаический квадрат (incuse square).
Вес монеты 0,91 гр., диаметр 12 мм.
Приятно считать возраст новой монеты в коллекции по самому "старому "году датировки - 470 г.д.н.э !
Что же происходило в мире в этом году ? А вот что:
Главной мировой ареной было Восточное Средиземноморье, в на нем ситуацию определяло греко-персидское противостояние. Самая горячая его фаза прошла 10 лет назад, Греция выдержала яростный удар персидской волны, и теперь активно котратаковала. Один за другим в антиперсидский лагерь переходили «нейтралы», а благодаря дипломатическому и организационному искусству Афин было образовано «первое в мире НАТО», то есть военный союз греческих полисов. Объединив свои воинские силы ( главным образом в виде флота, хотя вот и про сухопутные войска не забывали), создав объединенный источник финансирования этих сил в виде казны на Делосе, флот под командованием талантливого стратега Кимона наносил Ахеменидам один успешный удар за другим. В этом году силы союзников направились к одной из жемчужин прежде покорной персам Ионии – к Эфесу, инспирировали там восстание демократической антиперсидской партии, и совместными выгнали персидский гарнизон и представителя сатрапа. Кимон торжественно восстановил демократический порядок в городе, а новые власти вступили в ряды «союзников», одновременно обеспечив себе безопасность от возможного реванша персов, и в то же время усилив собой союз.
Кимон был представителем аристократической партии, и всего год назад как стал стратегом; благодаря его лаконофильству, отношения между Спатой и Афинами претерпели «перезагрузку», и возникший ранее, при Фемистокле кризис взаимоотношений двух лидирующих греческих полисов пошел на спад.
Персидский царь Ксеркс, десятилетие назад внушавший ужас всем Балканам, совершенно потерял инициативу, и вяло оборонялся; каких-либо успехов в этот год у него античные авторы не заметили.
В 470 году афинские и союзные ВМС предпринимают карательную акцию против другого члена Делосской симмахии, а именно острова Наксоса. Как пишет Фукидид «Это был первый случай лишения независимости союзного города вопреки существующему союзному договору». Чем же были недовольны наксосцы ? А вероятно тем, что членство в союзе стало явлением насколько обременительным, настолько и постоянным. Дело в том, что все прочие греческие союзы, известные по предыдущему политическому опыту, были либо кратковременны, и заключались до выполнения какой-то одной конкретной задачи, после чего переходили в « спящий режим», либо изначально предполагали совместные действия с минимальным материальным и военным участием, вроде совместных религиозных праздников. А в случае с симмахией дело оказалось совсем нетрадиционным: ежегодно требовалось либо выставлять и содержать боевые корабли, либо платить немаленькую сумму фороса (взноса).
Наксосцы, ощутив отсутствие внешней угрозы, и как следствие, необходимости искать сильных союзников и нести военные расходы, стали придерживать сумму уплату фороса. А у афинян хватило решимости эту недоимку взыскивать, причем не ограничиваясь проклятиями или экономическими дискриминационными мерами, а применяя высший, вооруженный способ принуждения. Наксосцы же еще не привыкли к такого рода притеснениям от «своих», склонность их переносить не выработалась, и те попробовали даже сопротивляться. Еще один аспект возникновения возможности у афинян расправляться с уклоняющимся от исполнения обязанностей описывает тот же Фукидид: «Действительно, из малодушного страха перед военной службой (только чтобы не находиться вдали от дома) большинство из них позволили обложить себя налогом и вместо поставки кораблей они предпочитали вносить надлежащие денежные суммы. И таким образом афиняне получили возможность на средства союзников увеличивать свой флот, а союзники, начиная восстание, всякий раз оказывались неподготовленными к войне и беззащитным». Афиняне, имея в руководстве симмахией и объединенным флотом неоспоримое превосходство над союзниками, приобрели и превосходную возможность выколачивать долги при помощи той военной машины, которая была создана на деньги иных, более добросовестных членов симмахии. Боевые действия продолжались недолго, вряд ли более полутора месяцев. Наксос не имел поддержки ни среди иных союзников, ни со стороны персов, и потому в итоге был вынужден согласится со всеми условиями, которые ему продиктовали Афины: выплатить контрибуцию в сумме 6 2/3 таланта, и … согласится с лишением политической самостоятельности. Иными словами, все действия Наксоса как субъекта международного права должны были получить санкцию Афин, или происходить по инициативе Афин.
Внутри Греции, в Афинах, шли свои внутриполитические бури. В этом году окончательно закатилась звезда общегреческого героя, полководца Саламинской битве Фемистокла. Причиной тому стали особенности внешнеполитического курса, а именно его антиспартанская направленность. В наметившейся борьбе за общегреческое лидерство Фемистокл добился того, что Афины стали занимать куда как более крепкие позиции, чем в предшествующий , Делосская симмахия стала не менее влиятельной, чем Пелопонесский союз. При прежнем формальном доминировании Спарты это выглядело именно линией на общегреческий раскол, причем без особых на то оснований, спартанцы не покушались на внутренний строй своих союзников, и предлагали прежний, уже проверенный временем вариант общегреческого единства в случае внешней опасности. При этом в самих Афинах существовала сильная партия проспартански настроенных аристократов. Которых, в свою очередь поддерживали многочисленные сельские жители; эта часть населения стремилась сохранить «статус-кво», и не питало амбициозных планов на будущее родного полиса.
Воспользовавшись существующей демократической процедурой остракизма, Фемистокл был отправлен в почетное изгнание, как человек, опасный своей популярностью для демократического строя. Граждане решили, что бывший стратег обладает непомерно раздутым самомнением по поводу своей роли в тех удачных битвах и мирных деяниях, которые произошли за последние 10 лет; к тому же постоянно бродили слухи о мздоимстве Фемистокла при решении дел с афинскими союзниками, когда он якобы (?) решал разнообразные вопросы не в пользу справедливости и интересов родины.
Стратегом афиняне выбрали молодого популярного аристократа, будущего удачливого полководца Кимона , настроенного проспартански.
Итак, Фемистокл в этом году был изгнан, и отправился в Аргос. Можно себе представить, что творилось в душе этого очень самолюбивого человека ! Тогда-то он , наверное. Часто вспоминал своего давнего соперника, Аристида Справедливого, которого по его интригам народ вот так же отправил в изгнание в 482 году !
Но в Аргосе в этом году Фемистокл прожил недолго. Одно несчастье следовало за другим: в этом же году в Спарте произошел своеобразный « процесс Катилины», а именно – регента Павсания. Талантливый военный, опьяненный удачами на военном и дипломатическом поприще, он задумал решительно изменить спартанский строй, и, в частности, отменить или ограничить власть коллегии эфоров, которые решительно пресекали его тиранические замашки. Для этого он вступил в тайную переписку с персидским царем, без ведома и санкции тех же эфоров, что по греческим законам того времени приравнивалось к измене, и, как следствие – смерти или изгнанию. Серьезнее обвинения тогда было невозможно придумать ! Для осуществления своих замыслов Павсаний направил несколько двусмысленных писем Фемистоклу в Аргос, на которые герой Саламина не ответил, но не донес об этом ни спартанцам, ни афинянам. В чем и было усмотрено возможность сотрудничества в деле измены.
Спартанцы были рады раздуть из этого факта такое лакомое ответвление дела об измене, да притом использовать его в пропагандистских целях ! Для выполнения этой задачи собрание греческих государств-амфиктионов образовало особый суд, для разбора дела Фемистокла. В Афины, гражданином котоых продолжал оставаться Фемистокл, был направлен запрос о его доставке в Спарту; афинские пританы направили соответствующее требование о добровольном прибытии на суд Фемистоклу. Фемистокл из этого требования сделал правильный вывод, и решил более не оставаться в Аргосе: этот город при твредой антиспартанской позиции не мог себе позволить еще и столь же жесткое противостояние с Афинами по совершенно нничтожному, ч точки зрения его интересов, поводу.
Итак, ничего хорошего от суда Фемистокл для себя не ожидал. То ли в самом деле улики против него были столь весомыми, то ли предчуствие ясного говорило ему о гибельности выполнения требований афинян даже при сомнительности улик, но Фемистокл решил не испытывать судьбу в суде, и стремительно бежал на остров Керкиру, предварительно направив письмо властям Афин о своей невиновности
Но маховик преследования не думал останавливаться, а спартанцы твердо решили «дожать» эту тему до конца. Спустя непродолжительное время на Керкиру явились посланники Спарты с требованием выдать Фемистокла для общегреческого суда. Фемистокл после этого бежит в Сицилию, к сиракузскому тирану Гиерону. Беглец предложил владыке богатейшего греческого города свои услуги, и свои планы. Но увы: тиран оказался злопамятен, он припомнил враждебное отношение Фемистокла к нему в былые годы, по откровенно сказал, что не будет портить отношения с кем-либо в Греции из-за него. Пришлось Фемистоклу вновь отправляться в путь: сицилийские корабль высадил его в Эпире. Тут уж поневоле герою саламина пришлось обращаться к местному владыке, царю молоссов Адмету. Тот оказался не столь злопамятен, как сиракузский тиран, но это сказалось лишь в том, что он не совершил немедленной выдачи своего гостя прибывшей делегации спартанцев. К этому времени общеэллинский суд уже осудил беглеца заочно к смерти, конфисковав его имущество, и оставив в заложниках семью, дабы Фемистокл поостерегся предпринять враждебные Афинам действия. Один из афинских друзей Фемистокла – Эпикрат, не побоялся предпринять смелую акцию, а именно – тайно вывезти семью приговоренного в Эпир. Очень быстро для него наступила расплата: по настоянию нового стратега Кимона Эпикрат был осужден и казнен.
Итак, погоня за обвиняемым Фемистоклом в итоге превратилась в погоню за преступником Фемистоклом. Тот понял, что не может долго злоупотреблять гостеприимством Адмета (царь и так сделал для его немало), и отправился в приморскую Пидну, еще без планов на то, куда он отправится в дальнейшем.
В Пидне странник инкогнито сел на торговый корабль, направляющийся в Малую Азию, и благополучно отплыл. Но вот благополучие длилось увы, недолго: налетевшая буря отнесла корабль… Наксосу, который осаждал союзный афинский флот ! Бог знает, что пережил в эти часы Фемистокл. Боясь разоблачения, он решился на шантаж капитана судна: сначала представился ему своим настоящим именем, а потом дал понять, что в случае обнаружения его афинскими моряками тот представит капитана соучастником бегства опасного государственного преступника. Бедняге капитану ничего не оставалось делать, как предпринять все меры, не допускающие контакта его корабля с афинским флотом…
В итоге Фемосткол с такими вот злоключениями сумер вырваться из удушающих объятий греческого демократического мира...
В этот же год во фракийских Абдерах родился Демокрит - один из величайших философов древности, смеющийся философ». Но о нем рассказывать пока еще рано: ведь он совсем мал J, и слава его впереди ! Отец его был достаточно богат, и впоследствии единственный его сын воспользуется наследством, накопленным отцом…
А Древний Рим – Вечный город – так еще не ощущал себя «Вечным». Уже вполне можно было назвать его городом, и не совсем уж маленьким, но вообще в мире мало кто знал о его существовании, и уж тем более малок то его опасался, или искал союза. До этих времен было очень, очень далеко. В Риме еще жили старики, помнившие царскую власть, но вот республиканский строй уже утвердился, и утвердился прочно. Это было время «бородатых консулов», ничуть не смущавшихся своей «бородатости» !
Республика тогда активно воевала, хотя результаты войн были для остального мира совершенны незначительны: узнай о них персидский царь, или греческие полисы, так они наверняка бы отмахнулись от этих новостей, как от совсем малозначащих. Консулами тогда были патриции Луций Валерий и Тит Эмилий. Свое призвание они прежде всего видели в военных подвигах, и на этом поприще надеялись стяжать себе славу. Воевать для римлян было тем проще, что враги располагались почти по периметру Лация, каждый год соседи умудрялись наносить друг другу обиды, и оттого в поводах для воинственных набегов недостатка не было.
Валерий с войском выступил против эквов и, поскольку не мог выманить врагов на бой, приступил к осаде их лагеря. Помешала ему страшная буря, градом и громом навалившаяся с неба. Это было тем удивительнее, что при сигнале к отступлению возвратилась спокойная ясная погода, так что богобоязненность не допустила второй раз подступиться к лагерю, как будто охраняемому какой-то божественной силой. Вся ярость войны обратилась на разорение полей.
Другой консул — Эмилий двинулся войной на сабинян, но и там враг скрывался за стенами, и поэтому были только опустошены поля. Когда выжжены были не только усадьбы, но даже и поселения, раздраженные сабиняне выступили навстречу грабителям, однако после нерешительного сражения отступили и на следующий день перенесли лагерь в более защищенное место. Это консул счел достаточным, чтобы оставить врага как побежденного и уйти, так и не начав настоящей войны.
Внутренняя жизнь Города бурлила вовсю! Ее наполняли политические схватки между патрициями, вою которых выражали Сенат и консулы, и плебеями, чьими защитниками становились трибуны. Борьба шла по самым актуальным вопросам: по земельному, идея которого возникла еще в 486 году, в соответствии с которым среди плебеев должны были распределить участки общественной земли (общественного поля), занятые прежде и занимаемые сейчас патрициями при попустительстве Сената, и по выборному, то есть по принципам выборов трибунов.
Одного из самых ярких вождей патрициев Аппия Клавдия, только что сложившего консульские полномочия, действующие трибуны привлекли к суду. Ярый противник земельного закона, отстаивавший, будто третий консул, дело всех владельцев общественного поля, он был привлечен к суду Марком Дуиллием и Гнеем Сикцием. Никогда еще перед судом народа не представал человек, столь ненавистный плебеям, накопившим так много гнева и против него, и против его отца. Сенаторы тоже недаром старались ради него больше, чем ради любого другого: поборник прав Сената, блюститель его величия, его оплот против всех трибунских и плебейских смут, хоть порой и не знавший меры в борьбе, выдавался разъяренным плебеям.
Один только из сенаторов, сам Аппий Клавдий, ни во что не ставил ни трибунов, ни плебеев, ни суд над собою. Ни угрозы плебеев, ни мольбы сената не могли принудить его ни к скорбной одежде, которую должен был надевать каждый ответчик на суде, ни к смиренным просьбам, ни даже к тому, чтобы он хоть слегка умерил или сгладил свою обычную резкость речи при защите перед народом. То же выражение лица, та же непреклонность взора, тот же дух в словах — так что многие плебеи не меньше боялись Аппия-подсудимого, чем прежде Аппия-консула. Одну лишь речь произнес он — и, как всегда, с привычным ему обвинительным пылом; этой верностью себе настолько он поразил и трибунов, и всех плебеев, что они сами, по собственной воле, отсрочили день суда, а затем позволили затянуть дело. Не столь уж долго все это продлилось, но, прежде чем наступил назначенный день, заболел Аппий и умер. Похвальное ему слово народные трибуны попытались было запретить, но простой народ не захотел, чтобы без этой установленной почести совершен был погребальный обряд над таким мужем: похвалы мертвому выслушал он так же благосклонно, как выслушивал обвинения живому, и толпой сопровождал похоронное шествие.
К 470 году я рискну отнести и событие неполитическое, а именно падение метеорита. Часто его относят к 467/466 годам, но есть и предположение о 470 году, и я рискну остановиться на последнем.
Огромный небесный камень упал во Фракии, недалеко от устья реки Эгоспотамы, то на северном побережья Эгейского моря. Люди античного мира, чутко воспринимающие все те необычные физические явления, которые можно расценить как «знамения», быстро разнесли весть об этом событии. О нем прослышал и великий греческий философ Анаксагор из Клазомен, в то время уже покинувший родной город, и скитавшийся по греческим полисам Средиземноморья и сопредельным странам. К тому времени в голове великого философа уже сложилась свой вариант объяснения системы мироздания, который касался, в частности, и небесных тел. Эти самые небесные тела он считал раскаленными глыбами, которые оторвались от Земли, и удерживаются в небе, то есть на расстоянии от поверхности, силою круговращательного движения. Сохранилось и его выражение, уж не знаю, насколько переиначенное или упрощенное свидетелями: «"Если небо замедлит вращение, то все камни попадают"; Плутарх передает это следующим образом: «Говорят также, будто Анаксагор предсказал, что если находящиеся на небе тела подвергнутся какому-либо колебанию или сотрясению, то одно из них может сорваться и упасть…»
Представляется вероятным, что Анаксагор совершил поездку к месту падения метеорита и сам осмотрел его. Учитывая то, что к моменту события подобные взгляды уже были изложены Анаксагором, то молва быстро переиначила их в более привычное « предсказание», то есть якобы философ заранее знал, когда и где должно случиться это событие.
Конечно же, никакого предсказания не было! Анаксагор по прозвищу «Ум» ни раньше, не впоследствии не занимался предсказаниями, и, более того, отрицательно относился к предсказаниям как к признанному явлению.